Ион Крянгэ — Про Стана, человека бывалого (с последовательным переводом).

Написал EugeneЧайник в 07/12/2015 0:38:50

Povestea lui Stan-Paţitul - Ion Creangă
Про Стана, человека бывалого — Ион Крянгэ

Era odată un flăcău stătut, pe care-l chema Stan. Şi flăcăul acela din copilăria lui se trezise prin străini, fără să cunoască tată şi mamă şi fără nici o rudă care să-l ocrotească şi să-l ajute.
Şi, ca băiat străin ce se găsea, nemernicind el de colo până colo pe la uşile oamenilor, de unde până unde s-a oploşit de la o vreme într-un sat mare şi frumos.
Жил-был мужичок-холостячок по имени Стан. С самого раннего детства обретался он среди чужих людей, ни отца не зная, ни матери, ни других родичей. Никого на всём свете не было, кто заступился бы за него при случае, поддержал бы в трудный час.
Круглый сирота, он скитался повсюду, под чужими дверями, то тут, то там побираясь, пока не нашёл наконец пристанище в одном селе — большом и красивом.

Şi aici, slujind cu credinţă ba la unul, ba la altul, până la vârsta de treizeci şi mai bine de ani, şi-a sclipuit puţine parale, câteva oi, un car cu boi şi o văcuşoară cu lapte. Mai pe urmă şi-a înjghebat şi o căsuţă, şi apoi s-a statornicit în satul acela pentru totdeauna, trăgându-se la casa lui şi muncind ca pentru dânsul. Vorba ceea: "Şi piatra prinde muşchi dacă şede mult într-un loc".
Şi cum s-a văzut flăcăul cu casă şi avere bunicică, nu mai sta locului, cum nu stă apa pe pietre, şi mai nu-l prindea somnul de harnic ce era. Dintr-o parte venea cu carul, în alta se ducea, şi toate treburile şi le punea la cale singurel. Nu-i vorbă că, de greu, greu îi era; pentru că, în lipsa lui, n-avea cine să-i îngrijească de casă şi de vitişoare cum trebuie. Numai, dă! ce să facă bietul om? Cum era să se întindă mai mult, că de-abia acum se prinsese şi el cu mâinile de vatră; şi câte a tras până s-a văzut la casa lui, numai unul Dumnezeu ştie. De-aceea alerga singur zi şi noapte în toate părţile, cum putea, şi muncea în dreapta şi în stânga, că doar-doar a încăleca pe nevoie, ş-apoi atunci, văzând şi făcând.
Там работал он то на одного хозяина, то на другого, служа им верой и правдой, и к тридцати с лишним годам скопил малую толику денег, завёл несколько овец, каруцу с парой волов да коровёнку дойную. Спустя немного времени хатёнкой обзавёлся и навсегда остался в том селе. Жить теперь стал в собственном доме, работать на себя самого.
Говорят, когда камень долго лежит, и тот мхом обрастает. А наш мужик, хоть и дом заимел, и добро кой-какое, был, видать, как вода на камне — не мог долго на одном месте усидеть и работы не чурался. Не успеет вернуться откуда-нибудь на своей каруце, уже снова в путь собирается, со всеми делами один управляется.
Что и говорить — тяжеленько ему приходилось. Когда в отъезде он, некому за домом и за скотиной присмотреть. А что делать? Не разорваться же! Давно ли своим домом обзавёлся, а сколько попоститься пришлось ради этого дома — одному господу ведомо! Вот и вертелся он в одиночку, как умел, круглые сутки, за все дела сразу хватался — лишь бы, мол, нужду одолеть, а там видно будет!..

Toate ca toate, dar urâtul îi venea de hac. În zile de lucru, calea-valea; se lua cu treaba şi uita de urât. Dar în nopţile cele mari, câ nd era câte o givorniţă cumplită şi se mai întâmpla să fie şi sărbători la mijloc, nu mai ştia ce să facă şi încotro să apuce, vorba cântecului:
Всё бы ладно, да вот тоска его заела. Днём ещё туда-сюда — за работой скучать некогда. А в долгие ночи, когда вьюга за окном воет, или в праздники — места себе не находил. Как в песне поётся:

De urât mă duc de-acasă,Şi urâtul nu mă lasă;De urât să fug în lume,Urâtul fuge cu mine.
Выгнала тоска из дома — Пусть бы шла себе к другому. Но куда б ни убегал, Всё к ней в лапы попадал.

Se vede lucru că aşa e făcut omul, să nu fie singur. De multe ori i-a venit flăcăului în cap să se însoare, dar când îşi aducea aminte uneori de câte i-au spus că au pătimit unii şi alţii de la femeile lor, se lua pe gânduri şi amâna, din zi în zi şi de joi până mai de-apoi, această poznaşă trebuşoară şi gingaşă în multe privinţe, după cum o numea el, gândindu-se mereu la multe de toate... Unii zic aşa, că femeia-i sac fără fund. Ce-a mai fi şi asta? Alţii, că să te ferească Dumnezeu de femeia leneşă, mârşavă şi risipitoare; alţii alte năstruşnicii, încât nu ştii ce să crezi şi ce să nu crezi?
Знамо дело — нельзя человеку одному быть, и Стан частенько подумывал жену себе взять. Но так много слышал он, то от одного, то от другого, какие страдания из-за баб переносить приходится, что всякий раз откладывал с четверга на пятницу, а с пятницы снова на четверг это сложное и во многих отношениях тонкое дело, о коем знал только понаслышке. Бесконечные сомнения одолевали его... Вот одни говорят, что жена, мол, это бочка бездонная. А что это значит? Другие — упаси, дескать, боже от жены ленивой, нечистоплотной и распутной. Ещё другие такого наговорят, что не знаешь, чему верить, чему нет...

Numai nu-i vorbă că am văzut eu şi destui bărbaţi mult mai ticăiţi şi mai chitcăiţi decât cea mai bicisnică femeie. Şi aşa, trezindu-se el în multe rânduri vorbind singur, ca nebunii, sta în cumpene: să se însoare... să nu se însoare?!...
А вот мне, сказать по правде, доводилось среди мужей достойных немало таких встречать, что ничтожнее и подлее самой подлой бабы!.. Просыпаясь, Стан часто сам с собой разговаривал, словно ума лишился, и всё гадал — жениться или не жениться?..

Şi, ba s-a însura la toamnă, ba la iarnă, ba la primăvară, ba la vară, ba iar la toamnă, ba vremea trece, flăcăul începe şi el a se trece, mergând tot înainte cu burlăcia, şi însurătoarea rămâne baltă. Şi apoi este o vorbă: că până la 20 de ani se însoară cineva singur; de la 20-25 îl însoară alţii; de la 25-30 îl însoară o babă, iară de la 30 de ani înainte numai dracu-i vine de hac.
То собирался он осенью жену себе привести, то зимой, то на лето переносил, то опять на осень. Время шло, мужик увядать начал, а все холостяком оставался, все никак не решался жену себе взять.
Есть такое присловье: до двадцати лет человек сам себе жену выбирает, от двадцати до двадцати пяти — его другие женят, от двадцати пяти до тридцати — баба его женит, а уж после тридцати — это дело одному черту по плечу.

Tocmai aşa s-a întâmplat şi cu flăcăul acesta că, până la vremea asta, nici el de la sine, nici prietenii, nici babele — câtu-s ele de-a dracului, de prefăcute şi iscoditoare — tot nu l-au putut face să se însoare.
Так и с нашим мужиком получилось — сам не женился, друзья не оженили, даже ни одна баба, уж до чего они хитры да изворотливы, женить его не сумела!

Stan era om tăcut în felul său, dar şi când da câte-o vorbă dintr-însul vorba era vorbă, la locul ei, şi nu-l putea răpune te miri cine.
По нраву своему был Стан человек молчаливый, но уж коли скажет — как к месту припечатает, и не всякий мог против него в споре выстоять.

Mulţi trăgeau nădejdea să-l ia de ginere, dar flăcăul era chitit la capul său şi nu se da cu una, cu două. Şi aşa, de la o vreme, şi prietenii şi babele, lehămetindu-se, l-au dat în burduful dracului şi l-au lăsat pe seama lui, să facă de-acum înainte ce-a şti el cu dânsul, că ei şi-au luat toată nădejdea.
Многие лелеяли надежду в зятья его заполучить, но он привык жить своим умом и не поддавался.
Но вот мало-помалу бабам на селе, да и друзьям Стана все эго порядком надоело, махнули они на него рукой и в покое оставили — пусть, мол, как знает, так и поступает. Все их надежды давно рухнули...

Amu, într-una din zile, flăcăul se scoală de noapte, face mămăligă îmbrânzită şi ce-a mai dat Dumnezeu, pune mâncarea în traistă, înjugă boii la car, zice Doamne-ajută şi se duce la pădure, să-şi aducă un car de lemne. Şi ajungând el în pădure pe când se mijea de ziuă, a tăiat lemne, a încărcat carul zdravăn şi l-a cetluit bine, şi pân-or mai mânca boii, s-a pus să mănânce şi el ceva. Şi după ce a mâncat cât a trebuit, i-a mai rămas o bucăţică de mămăligă îmbrânzită şi, făcând-o boţ, a zis: "Ce s-o mai duc acasă? ia s-o pun ici pe teşitura asta, că poate-a găsi-o vreo lighioaie ceva, a mânca-o şi ea ş-a zice-o bodaproste". Şi punând mămăliga pe teşitură, înjugă boii, zice iar un Doamne-ajută şi, pe la prânzişor, porneşte spre casă. Şi cum a pornit el din pădure, pe loc s-a şi stârnit un vifor cumplit, cu lapoviţă în două, de nu vedeai nici înainte, nici înapoi. Mânia lui Dumnezeu ce era afară! să nu scoţi câine din casă, dar încă om! Însă dracul nu caută mai bine; la aşa vreme te face să pierzi răbdarea şi, fără să vrei, te vâră în păcat.
Встал однажды Стан средь ночи, приготовил мамалыгу с брынзой и ещё что-то, чего бог послал, сложил в торбу, впряг волов в каруцу и, благословясь, в лес отправился — дров привезти.
Добрался Стан до леса, когда уже развиднелось. Нарубил дров, здоровенный воз нагрузил, увязал как следует. Сначала волам корм задал, потом и сам подкрепился. Насытился, и остался у него мамалыги кусок. «Зачем, — думает Стан, — такую малость домой везти? Оставлю-ка я этот комочек здесь на пеньке. Какая-нибудь тварь божья найдёт, съест и мне спасибо скажет!»
Скатал он из мамалыги катышек, положил на пень, запряг волов в каруцу и, благословясь, восвояси путь направил. А уже полдень был.
Только лишь выехал он из леса — буран поднялся страшенный — дождь пополам со снегом. Ни сзади, ни спереди ничего не видно. Что тут началось! Кара господня, да и только!.. Хороший хозяин собаку из дома не выгонит, а уж человек и подавно не выйдет. А для чертей нет погоды лучше: кто угодно может терпение потерять и поневоле в грех впасть.

În acea zi, Scaraoschi, căpetenia dracilor, voind a-şi face mendrele cum ştie el, a dat poruncă tuturor slugilor sale ca să apuce care încotro a vedea cu ochii, şi pretutindene, pe mare şi pe uscat, să vâre vrajbă între oameni şi să le facă pacoste.
Вот чертячий вожак Скараоский (Скараоский — одно из наименований Сатаны в молдавском фольклоре) и порешил в такой день потешиться на свой лад — созвал всех своих слуг и наказ им дал: разбежаться на все четыре стороны и повсюду — на суше и на море — людей между собой ссорить и пакости им чинить.

Atunci dracii s-au împrăştiat, iute ca fulgerul, în toate părţile. Unul din ei a apucat spre păduri, să vadă de n-a putea trebălui ceva şi pe-acolo; doar a face pe vrun om să bârfească împotriva lui Dumnezeu, pe altul să-şi chinuiască boii, altuia să-i rupă vrun capăt sau altceva de la car, altuia să-i schilodească vrun bou, pe alţii să-i facă să se bată până s-or ucide, şi câte alte bazaconii şi năzbutii de care iscodeşte şi vrăjeşte dracul.
Словно молнии, разлетелись черти во все стороны. Один из них в лес кинулся — посмотреть, нельзя ли там натворить чего-нибудь — кого на богопротивное дело толкнуть, кого заставить волов своих мучить, у кого ось либо что другое в каруце сломать, вола покалечить, кого на драку подбить, чтобы тузили друг друга до смерти. Словом, поглядеть, нельзя ли учинить беззакония и проказы, на какие черти большие мастера.

Ce-or fi isprăvit ceilalţi draci nu ştim, dar acestui de la pădure nu i-a mers în acea zi. S-a pus el, nu-i vorbă, luntre şi punte ca să-şi vâre codiţa cea bârligată undeva, dar degeaba i-a fost, că, pe unde se ducea, tot în gol umbla.
Как уж там другие черти со своими делами управились, ей-богу, не знаю. А вот тому, что в лес забежал, не повезло. Нечего говорить, что он из кожи вон лез, лишь бы в дела людские свой хвост сунуть, но ничего у него не получалось.

Şi tot cercând el ba ici, ba colea, înspre seară numai ce dă de-o pârtie. Atunci se ia tiptil-tiptil pe urma ei şi se duce tocmai la locul de unde încărcase Stan lemnele. Şi, când colo, găseşte numai locul, pentru că flăcăul, după cum am spus, de mult ieşise din pădure şi se dusese în treaba lui.
Так и ушёл бы с чем пришёл. Но уж больно упрямый был чертёнок — повсюду шастал, ко всему принюхивался и к вечеру на след напал. Крадучись пробирался он по следу и прибрёл как раз туда, где Стан каруцу дровами грузил. Правда, нашёл он там пустое место. Стан, как уже сказано было, давно из леса выбрался и уехал по своим делам.

Văzând el dracul că nici aici n-a izbutit nimica, crâşcă din măsele şi crapă de ciudă, pentru că era îngrijit cu ce obraz să se înfăţişeze înaintea lui Scaraoschi; ş-apoi, afară de aceasta, era buimac de cap şi hămesit de foame, de atâta umblet.
Видит чёрт, что и здесь нет ему удачи, зубами заскрипел, чуть не лопнул с досады: как же ему с пустыми руками перед Скараоским появиться? К тому же он так долго по лесу бродил, что в кишках заурчало от голода и в голове помутилось.

Şi cum sta el pe gânduri, posomorât şi bezmetic, numai iaca ce vede pe-o teşitură un boţ de mămăligă. Atunci, bucuria dracului! Odată-o şi haleşte şi nu zice nimica. Apoi, nemaiavând ce face, îşi ia coada între vine şi se întoarce la stăpânu-său, şi, cum ajunge în iad, Scaraoschi îl întreabă:
Стал он и стоит, в мрачные мысли погрузившись, что делать — не знает. Вдруг видит — на пеньке мамалыги комок! Ох и обрадовался бесёнок! Не говоря ни слова, схватил мамалыгу и слопал. Потом, поджав хвост, к господину своему поплёлся. Что же ему оставалось делать?
Добрался до преисподней.

— Ei, copile, ce ispravă ai făcut? Câte suflete mi-ai arvonit? Dă-ţi solia!
— Ну, малыш, — спрашивает Скараоский, — чем похвастаешься? Много ли душ крещёных в соблазн ввёл? Давай отчёт!

— Ia, mai nimica, stăpâne, răspunse dracul, ruşinat şi tremurând ca varga de frică; se vede c-am pornit într-un ceas rău. Vremea a fost prea dimpotrivă, cum ştiţi, şi numai un om a venit azi în pădure, dar şi-acela a scăpat de mine, căci am dat în urma lui târziu, tocmai când se dusese. Noroc numai c-am găsit pe-o teşitură un boţ de mămăligă, de-am mâncat, căci îmi gârâiau maţele de foame. Alta nu mai ştiu nimica, întunecimea-voastră.
— Ни единой, хозяин! — ответил бесёнок сокрушённо и задрожал, как лозинка на ветру. — В недобрый, знать, час я на дело вышел. Слишком уж погода мерзкая была. Да вы и сами знаете. Всего один человек и был-то в лесу сегодня, да и тот от меня ускользнул. Напал я на его стоянку, а его уже и след простыл. У меня от голода кишки слипались. Хорошо ещё, что я на пеньке мамалыги комок нашёл и съел. А больше мне сказать нечего, ваше темнейшество!..

— Ei bine, zmârdoare urâcioasă ce eşti, de mâncat ai mâncat boţul cel de mămăligă, dar ce-a zis omul acela când a pus mămăliga acolo, pe teşitură, ai tu la ştiinţă?
— Ах ты, мерзопакостник этакий! Мамалыгу ты сожрал. А вот что сказал тот человек, что её на пеньке оставил, небось и не знаешь?

— Ba de asta nu ştiu nimica, stăpâne.
— Не знаю, хозяин...

— Apoi, ce păzeşti tu alta, dacă nu ştii nici macar ceea ce vorbesc muritorii? Să-ţi spun eu dară, deşi n-am fost în pădure, ca tine: a zis că cine-a mânca boţul cel de mămăligă să zică bodaproste. Zis-ai tu ceva când ai mâncat-o?
— Так чем же ты занимаешься, ежели до сих пор не научился узнавать, о чём говорят смертные? Я с тобой в том лесу не был, но так уж и быть... Вот послушай, что сказал тот человек: «Кто съест этот комок мамалыги — спасибо мне скажет». А ты, сожрав мамалыгу, сказал что-нибудь?

— Ba n-am zis nimica, stăpâne.
— Нет, хозяин, ничего не сказал...

— Aşa? În loc să-ţi dai osteneală ca să afli până şi gândul oamenilor, tu nu ştii nici măcar ceea ce vorbesc ei? Mai pot eu să am nădejde în voi? Ei, las' că-ţi găsesc eu acuş leacul; te-i învăţa tu minte de altă dată! Hai, porneşte acum degrabă la omul acela, şi să-i slujeşti taman trei ani de zile, cu credinţă, la ce te-a pune el! Simbrie în bani să nu primeşti de la dânsul, ci să faci tocmală că, după ce ţi-i împlini anii, să ai a lua din casa lui ce-i vrea tu; şi aceea are să fie de trebuinţă la talpa iadului, că au început a putrezi căpătâiele... Ia să vedem, ţi-a veni în cap ce ai să iei? hai, gata eşti? ia-ţi tălpăşiţa!
— Ах, вот как?!. Вместо того, чтобы рук не покладая стараться проникать в мысли людские, ты до сих пор так и не научился узнавать, о чём люди вслух говорят?.. Как же мне на вас положиться? Ну смотри — доберусь я до тебя, научу понимать, что к чему!.. А теперь — убирайся с глаз долой! Ступай к тому человеку, что мамалыгу на пеньке оставил, и служи ему верой и правдой полных три года! Покорно служи, всё, что скажет — выполняй. Жалованья не бери, а уговор между вами пусть такой будет: чтобы, когда срок твоего служения выйдет, позволил он тебе взять из его дома то, что тебе приглянется. А взять ты должен, что нам пригодится, — у нас подпорка под адом прогнила... Вот я и посмотрю, догадаешься ты, что взять надобно, или нет... Ну как? Готов в путь?

— Gata, stăpâne, iaca, pornesc! Atunci dracul dă o raită pe la talpa iadului, să vadă ce lipseşte, şi apoi iese iute ca scânteia şi se tot duce înainte la slujbă, după porunca lui Scaraoschi. Şi când pe aproape de casa lui Stan, dracul s-a prefăcut într-un băiat ca de opt ani, îmbrăcat cu straie nemţeşti, şi umbla zgribulind pe la poartă. Stan era acasă şi chiar atunci luase ceaunul de pe foc, ca să mestece mămăliga; şi numai iaca ce vede că se reped câinii să rupă omul, nu altăceva, şi când se uită mai bine, ce să vadă? Vede un băiat că se acăţăra pe stâlpul porţii, de teama câinilor. Atunci Stan aleargă la poartă, zicând:
— Готов, хозяин!
— Тогда убирайся!
— Уже иду!..
Пробежал чертёнок по всему аду, посмотрел, где чего не хватает, потом, словно искорка, из преисподней вылетел и помчался наказ Скараоского выполнять.
Возле Станова подворья обернулся чёрт пареньком лет восьми в чужеземном одеянии... Съёжился от холода и к воротам побрёл.
Стан только что чугунок с огня снял и собрался мамалыгу замешивать. Вдруг почудилось ему, что собаки на человека напали — вот-вот разорвут. Выглянул в окно, пригляделся получше, и что же увидел? Мальчишка, от собак спасаясь, на ворота взобрался!
Побежал Стан к воротам, закричал:

— Țibă, Hormuz, na, Balan, nea! Zurzan, daţi-vă-n lături, cotarle! Da' de unde eşti tu, măi ţică? şi ce cauţi pe-aici, spaima câinilor?
— Цыц, Хормуз!.. Назад, Балан!.. Прочь, Зурзан!.. Вот я вас сейчас, сукины дети!.. А ты, малыш, откуда взялся? Чего тебе здесь надобно? Зачем собак всполошил?

— De unde să fiu, bădică? Ia, sunt şi eu un băiat sărman, din toată lumea, fără tată şi mamă, şi vreau să intru la stăpân.
— Откуда я взялся, дяденька?.. Сирота я бедный. Ни отца у меня нет, ни матери — на всём белом свете один... Вот и хочу наняться к кому-нибудь...

— Să intri la stăpân? d-apoi tu nici de păscut gâştele nu eşti bun... Cam de câţi ani îi fi tu?
— Да ведь ты даже гусей пасти не годишься!.. Лет-то тебе сколько?

— Ia, poate să am vro treisprezece ani.
— Тринадцать стукнет скоро.

— Ce spui tu, măi?...
— Да ты что?..

Apoi dar bine-a zis cine-a zis, că vrabia-i tot pui, dar numai dracul o ştie de când îi... Eu de-abia ţi-aş fi dat şapte, mult opt ani. Dar ce, Doamne iartă-mă! pesemne că şi straiele acestea pocite fac să arăţi aşa de sfrijit şi închircit. Am mai văzut deunăzi umblând pe aici prin sat un ciofligar de-alde tine, dar acela era oleacă mai chipos şi altfel îmbrăcat:
Верно, значит, говорят, что малый воробей до старости птенец... А я бы лет семь тебе дал, от силы — восемь. Думается мне, прости господи, что это из-за одежонки твоей непотребной выглядишь ты таким заморенным да чахлым. Бродил тут у нас по селу один вот такой же ряженый. Только он был поплотнее малость, да и одет по-другому:

Cu antereu de canavaţă,
Ce se ţinea numa-n aţă,
Şi cu nădragi de anglie,
Petice pe ei o mie.
Şi când mergea pe drum, nădragii mergeau alăturea cu drumul: căci umbla după strâns pielcele, şi cum trecea pe la poarta mea, de-abia l-am scos din gura lui Zurzan; l-a pieptănat de i-au mers peticele. Vorba ceea: "Aş veni desară la voi, dar mi-e ruşine de câini". Şi acum parcă-l văd cât era de ferfeniţos şi cum îşi culegea boarfele de pe jos. Oleacă de n-ai păţit şi tu ca dânsul. Şi cum te cheamă pe tine?
Кафтан, золотом расшитый,
Да дырявый, словно сито.
А аглицкие портки
Порваны на лоскутки!..
Так вот, идёт он по дороге, а штаны рядом с ним шествуют!.. Говорят, овчины он скупал. К моим воротам подошёл, так я его у Зурзана из зубов едва вырвал. Зурзан его так прочесал, что только клочья летели!.. Недаром говорится: зашёл бы я к тебе, да собак твоих стесняюсь! Я до сих пор его, словно наяву, вижу — как он ошмётки своего одеяния с земли подбирает... Ещё немного, и с тобой такое же сделалось бы!.. А зовут тебя как?

— Tot Chirică mă cheamă.
— Все Кирикэ кличут.

— Măi parpalecule, nu cumva eşti botezat de sfântul Chirică Şchiopul, care ţine dracii de păr?
— Ах ты, немчик!.. Уж не во имя ли Кирикэ Кривого окрестили тебя так? Это такой святой, что самого дьявола за чуб ухватил.

— Nu-l ştiu pe acela, dar Chirică mă cheamă.
— Во чье имя крестили — не знаю, только зовут меня Кирикэ!

— Apoi, despre mine, fie oricine ţi-a fi nănaş, dar ştiu c-a nimerit-o bine, de ţi-a pus numele Chirică: pentru că eşti un fel de vrăbioi închircit.
— Как бы то ни было, но думается мне — крестный твой знал, что делает, когда тебе имя выбирал! Кирикэ похоже на чирикэ, а ты и в самом деле, как воробей, чирикаешь!

— Apoi dă, bade, închircit, vrăbioi, cum mă vezi, acesta sunt, am văzut eu şi hoituri mari şi nici de-o lume: la treabă se vede omul ce poate. Las' să mă cheme cum m-a chema; ce ai d-ta de-acolo? Da' pe d-ta cum te cheamă?
— Как там воробей ни чирикает, а я — такой, как есть... Бывают и орлы, от каких проку мало. Повидал я их... Человек в делах познается. А меня как назвали, так пусть и кличут. Тебе, дяденька, дела нет до этого... А тебя самого-то как зовут?

— Tot Stan mă cheamă, dar de la o boală ce am avut, când eram mic, mi-au schimbat numele din Stan în Ipate, şi de-atunci am rămas cu două nume.
— Отроду Станом звали. А когда я совсем маленьким заболел тяжело, так чтобы смерть обмануть, переменили мне имя на Ипата. С тех пор меня и Станом зовут, и Ипатом.

— D-apoi ai la ştiinţă, bade, că şi d-ta ai cântec:
Ipate, care dă oca pe spate
Şi face cu mâna să-i mai aducă una.
— Так значит, дяденька, это про тебя песенку сложили?
Того Ипатом прозывают, кто кружку духом осушает, А сам рукой знак подает, что другую кружку ждет...

— Dar ştii că m-ai plesnit în pălărie, măi Chirică? Al dracului băiat! Parcă eşti Cel-de-pe-comoară, măi, de ştii toate cele!
De trup eşti mărunţel, nu-i vorbă, dar la fire eşti mare. Ia să te vedem dacă mi-i ghici tu cimilitura aceasta:
— Тут ты мне прямо на мозоль наступил, Кирикэ! Ах, чертов ты сын! Как в воду глядел!.. На вид ты хиловат, что и говорить, а умом-разумом, видать, силен. Ну-ка поглядим, сумеешь ли мою загадку разгадать?

Lată peste lată,peste lată îmbujorată,peste îmbujorată crăcănată,peste crăcănată măciulie,peste măciulie limpezeală,peste limpezeală gălbenealăşi peste gălbeneală huduleţ.
Chirică atunci începe a zâmbi şi zice: — De-oi ghici, mi-i da şi mie o hrincă dintr-însa? — D-apoi ştiu eu ce crezi tu că-i aceea? Ghiceşte întâi, să vedem.
На широком — широкое, на широком — раскаленное, на раскаленном — раскоряченное, на раскоряченном — округлое, в округлом — прозрачное, в прозрачном — желтое, а в желтом — добрый молодец!
Улыбнулся Кирикэ и говорит:
— А дашь мне, коли угадаю, кусочек того, что получится?
— Сначала узнать надобно, о чем ты думаешь. Угадай, тогда поглядим...





— Ce să fie?! zise Chirică. Ia faţa casei, vatra, focul, pirostiile, ceaunul, apa dintr-însul, făina şi culeşerul sau melesteul.
— Чего ж тут отгадывать? — пожал плечами Кирикэ. — Стоит дом, печка в нем, в печке огонь, на огне таган, на тагане — казанок, в казанке вода, в воде — мука кукурузная, в муке пестик, чем мамалыгу замешивают!..

— Bun, măi Chirică, ia acum văd şi eu că nu eşti prost! Hai! cât să-ţi dau pe an ca să te tocmeşti la mine?
— Верно, Кирикэ! Теперь и я вижу, что ты не из глупых... Ладно! Сколько за год возьмёшь, коли ко мне пойдёшь?


— Apoi eu... nu mă tocmesc cu anul. — Dar cum te tocmeşti tu? — Eu mă tocmesc pe trei ani odată: pentru că nu-s deprins a umbla din stăpân în stăpân, şi vreau să cunosc ceva când voi ieşi de la d-ta.
— Нет, на один год я не нанимаюсь.
— А как же ты нанимаешься?
— На три года сразу. Потому как не в моем обычае от хозяина к хозяину таскаться с торбой за плечами! Да и научиться у тебя хочу чему-нибудь.

— Despre mine, cu atâta mai bine, măi Chirică. Şi ce mi-i cere tu pentru trei ani?
— Мне так даже лучше, Кирикэ. А что попросишь ты за три года службы?

— Ce să-ţi cer? Ia, să-mi dai de mâncare şi de purtat cât mi-a trebui, iar când mi s-or împlini anii, să am a lua din casa d-tale ce voi vrea eu.
— Чего ж с тебя взять?.. Будешь меня кормить, поить и одевать, как положено. А срок кончится — возьму я из твоего дома, что мне приглянется!

— Ce fel de vorbă-i asta? Poate că tu îi bărăni atunci să-mi iei sufletul din mine, ori mai ştiu eu ce dracul ţi-a veni în cap să ceri!?
— Это что же за уговор? А ежели тебе душа моя приглянется либо ещё черт знает что в голову взбредет?

— Ba nu, bade Ipate, n-aibi grijă; nu ţi-oi mai cere vrun lucru mare până pe-acolo. Ş-apoi, ce ţi-oi lua eu din casă nu-ţi face trebuinţă d-tale.
— Да нет, дяденька Ипат, не тревожься! Ничего такого я с тебя не потребую, а возьму то, что тебе без надобности будет...

— Apoi na! zise Ipate. Măsoară-i vorba cu îmblăciul. Balan să-ţi aleagă din gură ce spui, dacă nu vorbeşti desluşit.
— Вот те на! Ничего-то в твоих речах понять не могу!.. Коли толком сказать не можешь — пусть пёс Балан с тобой разбирается!


— Apoi dă, bade Ipate, unde-i vorbă, nu-i mânie: mai bine să te tocmeşti întâi, decât pe urmă.
— Так ведь спрос не во гнев, дяденька Ипат! Только чем после дела спорить, лучше перед делом договориться!..

— Apoi aceasta-ţi spun şi eu, măi, ciotul dracului! dezleagă odată calul de la gard, să ştiu eu atunci — de-oi ajunge cu sănătate — ce-i al tău şi ce-i al meu.
— И я говорю то же самое, чёртов ты недоносок! Высказывай-ка сразу всё до конца — надо же мне знать, что моё, а что твоё!..

— Ia lasă, bade Ipate, lasă, nu te mai pune şi d-ta atâta pentru te miri ce şi mai nimica, că doar n-are să fie un cap de ţară...
— Да будет тебе, дяденька Ипат, из-за безделицы торговаться! Ведь не полцарства же я у тебя попрошу!..

— Măi Chirică, ştii una? rămâi la mine, şi ne-om împăca noi atunci. Te văd că eşti un băiat isteţ şi — mai ştii păcatul? — poate şi harnic; sameni a fi ştiind de unde să iei lucrul şi unde să-l pui.
— Ну вот что, Кирикэ — оставайся! Уж как-нибудь да поладим. Парень ты, видать, умом шустрый. Кто знает — может, и в работе такой. Понимаешь, вроде, где взять и куда положить...

— Despre aceasta n-aibi grijă, bade, zise Chirică. Nu căuta că-s mic, dar trebile care ţi le-oi face eu, nu le-a face altul, măcar să fie cu stea în frunte.
— О том не держи заботы, дяденька Ипат. Не гляди, что я мал. Что мне ни поручишь, лучше любого другого сделаю, будь он хоть семи пядей во лбу!..

— Mai ştii? Bine-ar fi, măi Chirică, dac-ar fi toate cu lapte câte le spui. Dar tu curat că ai dat peste un stăpân ca pâinea cea bună; numai să avem vorba dinainte, să nu fii rău de gură, c-apoi mi-i să nu mă scoţi din sărite şi să mă faci câteodată să-mi ies din răbuş afară.
— Вон даже как? Хорошо, коли сбудется, что ты сказал!.. Но тебе повезло — хозяин у тебя наидобрейший! Только условимся заранее: языку своему воли не давай! Выведешь меня из терпения — плохо тебе будет!..

— Nici despre asta nu mă tem că-i bănui, bade Ipate.
— И в этом не сомневайся, дяденька Ипат.

— Vasăzică, ne-am înţeles. De-acum vină de-i mânca şi tu ceva. Iaca nişte bulughine cu mujdei şi cu mămăligă. Hai! dă-i colb ş-apoi te apucă de treabă.
— Значит, обо всём договорились... А теперь пойдём — перекусишь, чем бог послал. Вот тебе козий сыр с муждеем (Муждей — чесночный соус), вот мамалыга... Подкрепись да за дело берись!..

Băiatul se pune ciobăneşte într-un genunchi, îmbucă repede ce îmbucă şi apoi se duce după trebi. Şi aşa era Chirică de liniştit şi